Только увидев, как господин Корнеев, элегантный и подтянутый, выходит из новенького автомобиля, Феодора поняла, как ей не хватало его все эти последние дни. И что ужасное волнение, пережитое ею во время аварии «Мерседеса», возникло из-за страха потерять этого мужчину навсегда. Она тогда смертельно испугалась... осуществления своего же желания!

Ее сердце пронзила боль при виде приближающегося Петра Даниловича. Свежий шрам на его лбу напоминал о недавнем происшествии, едва не закончившемся трагически, а в остальном свекор выглядел хоть куда.

– Несказанно рад видеть, прелестнейшая Феодора, – слегка поклонился он, целуя ее холодную щеку. – Родительская роль имеет множество преимуществ! Однако я начинаю тяготиться ею.

И господин Корнеев обнял невестку посреди улицы, никого и ничего не стесняясь, прижал ее к себе и тут же отпустил.

– Не теперь... – прошептал он. – Не наспех. Приедешь – тогда!

Что именно таило в себе это многозначительное «тогда», Феодора обдумывала больше суток, до того момента, как она поднялась по трапу в комфортабельный салон «Боинга». В самолете ее сморила усталость – сказались бессонные ночи, терзающие сомнения, невыносимое напряжение пребывания в Рябинках, под горящим взглядом Владимира. Он словно видел ее насквозь...

Глава 24

Москва. Октябрь

Смирнов представил себе, какую головомойку устроила Ева Проскурову, и не сдержал смеха.

– Отвела душу? – невинным тоном спросил он. – Бедный Эдик! Он хоть жив остался?

– В отличие от своего двоюродного брата, вполне! Интересно, кто следующий в списке убийцы?

– Зачем же так мрачно?

– Смерть – это весело, по-твоему? – рассердилась Ева.

– Виноват, – покорно опустил голову сыщик. – Каюсь. Юмор и убийство – вещи несовместимые. Эдик не признался?

Ева надулась, искоса поглядывая на Смирнова. Если он хорошенько попросит, она, возможно, смилостивится и простит ему эти неуместные шутки.

Сыщик понял, что от него требуется, и не замедлил рассыпаться в извинениях, комплиментах и признаниях в любви.

– Твой дружок скрыл от нас душевную болезнь Олега, – вдоволь натешив свое самолюбие, заявила Ева. – Значит, мог утаить и что-то еще. Например, путешествие по тоннелям подземной Москвы в поисках сокровищ. Или роман между инженером Хованиным и Наной.

– Олег был болен?

– По крайней мере, Эдуард так считает. Он молчал, опасаясь бросить тень на репутацию семьи. Больше, похоже, никто не догадывался, насколько далеко зашел недуг.

– Н-да... – глубокомысленно изрек сыщик. – У меня тоже кое-какие новости. Уварова отдала мне папку, в которой лежали дискета и сделанный от руки чертеж.

– Покажи!

Смирнов и Ева сидели в гостиной за столом, накрытым вышитой скатертью. Ева обожала такие вещи. Над столом висел абажур с бахромой, рассеивая желтый свет. Бумага с планом подземелий при таком освещении походила на пергамент.

– А что это за красный пунктир? – спросила Ева, впившись глазами в рисунок. – И почему он обрывается?

– Видимо, там-то клад и зарыт!

Она с недоверием посмотрела на сыщика.

– Издеваешься?

– Отнюдь! – прижал он руки к груди. – Совсем наоборот. Пытаюсь озвучить ход твоих мыслей.

Ева пропустила мимо ушей выпад в свой адрес.

– Что означают буквы С и К? – спросила она.

– Угадай с трех раз.

– Чьи-то инициалы? Кстати... как зовут Корнеева, с которым тебе до сих пор не удалось встретиться?

– Их двое, дорогая. Отца величают Петром Даниловичем, а сына Владимиром. Этот вариант я уже отбросил.

– Жаль... Получается либо ПК, либо ВК. А еще в их семье какие имена есть?

– Разные, вероятно, – вздохнул Смирнов.

– Пока не угадала, – нахмурилась Ева. – Вторая попытка! Симоновское кладбище... или Симоново кладбище. Как правильно? Впрочем, для нас – никакой разницы. И о чем эти буквы могут говорить? Что вход в подземелье находится на бывшем кладбище Симонова монастыря.

– У тебя есть третья попытка.

– Симоновский клад! – выпалила Ева, сияя от радости. – Я же говорила! СК – Симоновский клад! А красный пунктир – путь к сокровищам.

– Не слишком ли просто?

– Если про Симонов монастырь не знать, нипочем не догадаешься!

– Резонно. Но Уварова про монастырь знала, Олег сам приглашал ее туда. Что же он карту с «кладом» запросто дает постороннему человеку?

– Не совсем постороннему, – возразила Ева. – Они с Люсей были друзьями, доверяли друг другу. Ты говоришь, в папке еще дискета была? Что на ней?

– Текст, – ответил Всеслав. – Я распечатал. Вот, читай.

Она схватила листок и, волнуясь, пробежала его глазами.

– Прочти еще раз, медленно.

Ева последовала его совету.

– Проскуров! – воскликнула она. – А ты спорил! Олег прямо указывает на него: «Мой брат оказался причастен». Видишь?

– Видеть-то вижу, да то ли, что требуется? Причастен... К чему конкретно? К убийству Олега? Так тот был еще жив, когда писал эти строки. К исчезновению Наны? Так о ней в тексте ни слова. К сокровищам? Так на них и намека нет!

– К угрозам! Олега о чем-то просили, а он не соглашался. Отказывался, понимаешь? А на него серьезно «наезжали», раз он боялся за свою жизнь. И к этим «наездам», получается, причастен Проскуров!

– Смысл темен... Чего хотели от Хованина? Допустим, тот же Эдик: чего он добивался от брата? Что тот должен был сделать?

Ева сосредоточенно закусила губу.

– Надеюсь, ты еще не успел доложить Проскурову о черной папке?

– Конечно же, нет. Ни о папке, ни о ее содержимом.

– Правильно! Он думает, что перехитрил нас всех, – задумчиво произнесла она. – Пусть думает. Посмотрим, какой шаг он предпримет.

Смирнов слушал ее без энтузиазма. Каким образом Эдик оказался замешанным в смерти брата, оставалось загадкой. Спросить напрямик? Ева уже попробовала.

– Какие выводы можно сделать из прочитанного? – спросил он. – О какой змее идет речь? Уварова полагает, что Олега под землей укусила некая ядовитая тварь, наподобие змеи-мутанта. Яд проник в организм и вызвал временное помешательство. Отсюда и некоторая неадекватность, и зрительные галлюцинации, и прочие странности. У Хованина началась мания преследования...

Ева не отрывалась от листа с текстом, на ее лице застыло выражение напряженного размышления. При его последних словах она подняла голову.

– И он подстроил собственную гибель! Для нас все просто и без хлопот. Нана сама сбежала, Хованин сам повредил свой мотоцикл, пора прекращать расследование! А следующее убийство тоже свалим на жертву?

– Ты уже несколько раз намекаешь на следующее убийство, – потерял терпение Смирнов. – Объяснишь, откуда взялась такая чудненькая мысль?

– Предчувствие. Забыл, о чем тебе рассказал осведомитель? Петр Корнеев едва не погиб в аварии, которая смахивает на то, что произошло с Хованиным. У машины отвалилось колесо, как и у «Хонды» Олега! Неужели не улавливаешь связи?

– Кроме злополучного чертежа, который Корнеев около двух лет тому назад, предположительно, приносил Вятичу, и телефона из клубной книги – никакой. У машин колеса отваливаются чаще, чем ты думаешь! И никто не ищет в этом злого умысла. Сплошь и рядом такое случается или по халатности, или вследствие изношенности автомобиля, несвоевременного ремонта. Кстати, господин Корнеев жив и, надеюсь, здоров! Смею заметить, его не убили.

– Богачи не ездят на старых машинах! – не сдавалась Ева. – А в совпадения я не верю. План подземелий – вот общий знаменатель для инженера Хованина и бизнесмена Корнеева. Последнего, к счастью, убить не удалось. Но кто сказал, что попытка не повторится? Вот тебе и потенциальная следующая жертва. Будем ждать?

Смирнов не мог собрать воедино кусочки мозаики, они ложились как попало, рассыпались и не желали складываться в четкую логическую картину.

– Получается, что покушение на бизнесмена произошло до исчезновения Наны. Она была второй в списке жертв? Но...